Доктор Ахтин. Возвращение - Страница 17

— Виктор, эти твои «Подсолнухи» всего лишь букет желтых цветов в вазе. В этой картине ничего нет. Обычный натюрморт и всё. Если бы её нарисовал не этот больной на голову членовредитель, то картина в лучшем случае украшала стену какого-нибудь ботаника, а в худшем, её давно бы уже не существовало.

Они сидели в кафе-мороженое. Как обычно вечером, многолюдно и шумно, и чтобы услышать собеседника, надо говорить громко. Алина, словно не заметив протестующе поднятую руку, продолжила громко говорить:

— Да, я согласна, что Винсент Ван Гог — отличный художник, но сейчас люди его знают, в основном, по автопортрету с отрезанным ухом. То есть, им не интересно, что он там рисовал, им безразличны его картины, — Алина подняла палец, акцентируя внимание на последнем слове, — им интересно, зачем он отрезал себе ухо. Что же могло такого случилось в жизни, чтобы человек сам себе отрезал часть своего тела? Какая такая причина заставила его взять нож и отсечь свое ухо?!

— Да какая разница, зачем он это сделал?! — эмоционально всплеснул руками Виктор. — Просто посмотри на картину гения. Полюбуйся сочностью оттенков желтого цвета. Необычностью сочетания — светлое на светлом. Переплетением цветков в вазе. Умиротворением природной гармонии. Умиранием желтого огня. В этой картине так много скрытого символизма и гениальной простоты. Не надо рассматривать жизнь и личность гения, надо просто смотреть и восхищаться его произведением. Твоя беда в том, что ты никогда не пыталась увидеть это.

— Увидеть что? Витя, очнись. Какой нахрен, символизм! Ваза с желтыми цветами и всё! Это ты не знаешь, где настоящий символизм. Ладно, пошли отсюда, — сказала Алина, отодвинула пустую креманку и встала.

Она познакомилась с Виктором Дачевским весной. Хорошо одетый стройный юноша с красивыми глазами. Следит за собой. Симпатичный. Внимателен к девушкам. Его просто невозможно не заметить. Кроме того, его имя имело некоторую известность в институте. Он написал фантастический рассказ про хомяка, который погиб во имя человечества, и победил с этим опусом на сетевом литературном конкурсе. После этого он стал считать себя Писателем. Да, именно так — с большой буквы. И как любой значительный Художник, он на всё имел мнение. Кстати, рассказ про хомяка действительно неплохой, многим в институте понравился. Некоторые сокурсники, так же, как и он сам, считали его талантливым писателем. Но Алина уже давно поняла, что в творческом плане Виктор Дачевский — порожняк. Он ничего больше не напишет, почивая на лаврах одного единственного рассказа. Он ничего значительного не создаст, потому что не способен на это. Они учились на втором курсе, хотя по возрасту он старше её на два года. Разница не большая, но, как оказалось, существенная. Виктор считал себя многоопытным знатоком, прожившим долгую жизнь, которая потрепала его, и с умным видом рассуждал о произведениях литературы и искусства, даже не замечая, что говорит чужими словами. Алина это видела и снисходительно к этому относилась. Встречались они редко, и если Витя еще питал какие-то иллюзии о плавном переходе их редких встреч в тесные дружеские отношения, то Алина уже всё для себя решила. Вот и сегодня — она слишком поздно заметила Виктора Дачевского, сворачивать было поздно, и пришлось улыбаться, подставлять щеку для поцелуя, и тратить время на пустые разговоры.

Виктор, уже на выходе из кафе догнав её, спросил:

— Ну, и где, в каком произведении, по-твоему, настоящий символизм?

— «Сад земных наслаждений» Иеронима Босха.

— Да, конечно, и как я сразу не догадался, — иронично улыбнулся Дачевский. И стал высказывать якобы своё мнение об этой картине. Алина, не слушая его, задумчиво смотрела на огни города. Желтые расплывающиеся шары фонарей, уходящие вдаль по улице, расцвеченной летящими фарами автомобилей. Раскидистые липы центральной аллеи, под которыми на лавочках сидят люди. Прямоугольники освещенных окон. Бесконечный шум и суета большого города. Она обещала маме, что не будет задерживаться и рано вернется домой. Собственно, она уже была дома — кафе, в котором они ели мороженное, находилось в том же здании, где она жила.

— Алина, ты слышишь меня?

— А, да, конечно.

— Так вот, я говорю, что «Сад наслаждений» — это бредовые галлюцинации. Здоровый человек такое нарисовать не мог. Этот Босх, наверняка, грибочки любил кушать, — хохотнул Виктор, — пожарит их себе, отведает на ужин, и к мольберту. Творить этот твой настоящий символизм. Выплескивать свои галлюцинации на холст. Да он даже рядом не стоит с Великими Мастерами, например, такими, как Винсент Ван Гог!

— Ладно, Витя, пока, мне домой пора, я обещала маме, что вернусь рано. Она беспокоится из-за этого долбаного маньяка. Вот, даже уже эсэмэску отправила, что ждет меня дома, — сказала она, подняв правую руку с зажатым в ладони смартфоном. Мама не умеет отправлять SMS, но собеседник этого не знает.

Девушка решительно повернулась и пошла в темную арку, мысленно перекрестившись, что наконец-то избавилась от этого кретина с завышенным самомнением. Спасибо, Господи, она сдержалась и не сказала Дачевскому все, что думает про него. И уже в темноте арки, когда, услышав далекий голос Виктора — Алина, подожди, я хотел тебе кое-что сказать — она повернулась, мысленно крикнув — шел бы ты нахрен, дебил.

И увидела перед собой неясные очертания чудовища. В дальней части темной арки очень мало света, но даже того, что было, ей хватило.

Двуногое существо с крысиной мордой.

Мерцающие глаза.