Смена времени года нисколько не волнует меня. Пусть будет осень, а потом — зима. Даже хорошо, что серые тучи затянут небо и закроют солнце. Плохо то, что будет холодно и сыро. Грязь под ногами, дождь сверху.
Стук в дверь отвлекает меня от мыслей.
Я громко говорю:
— Да, войдите.
В дверном проеме появляется мужчина. Спросив разрешения войти, он неторопливо подходит, складывает на стол амбулаторную карту и затем садится на стул. Его отекшее лицо мне знакомо. Он живет в общежитии. Я видел его там, и, надеюсь, он не видел меня.
Виктор Аркадьевич Усиков, тридцать один год, холост, рабочий на заводе. У него рак толстого кишечника. И пока только я знаю об этом. Его единственная жалоба на то, что он стал замечать кровь в каловых массах.
— Знаете, доктор, когда я в первый раз увидел, то подумал, что показалось. Ведь не болит ничего. Не болит, вообще, и не болит, когда я иду по большому. Может, просто съел что-то или трещинка там какая-то?
После осмотра я назначаю дополнительное обследование.
Я знаю, что Бог — отличный парень. Он всегда приходит только, когда человек дойдет до края. Не раньше, чтобы предотвратить, чтобы не допустить, а в тот момент, когда человек уже созерцает бездну. Светлый Лик из тьмы — это ли не лучше всего прочищает мозги, изгоняя из них призыв смерти. Крепкая Рука Бога, когда ты балансируешь над пропастью, — это ли не лучшая помощь в борьбе со своим больным сознанием, когда небытие кажется самым замечательным местом. Последнее Слово, обращенное к тебе, когда ты уже умер в своем сознании, — это ли не истина, которая возвращает к жизни.
До края Усикову еще далеко. Он еще не осознал свою болезнь. У него в мыслях преобладают простые желания — вкусно поесть, выпить пиво с друзьями, посмотреть телевизор, раз в неделю перепихнуться с соседкой по общежитию.
Он еще даже не подошел к пропасти.
Я улыбаюсь мужчине, и говорю:
— Что же, Виктор Аркадьевич, будем искать.
Мария Давидовна смотрела на Максима и ждала, когда он продолжит говорить. Она видела, как парень перебирает свои воспоминания, словно книги на полке, разбирая их по порядку. Взяв каждую, он смотрит на обложку, думает несколько секунд и затем ставит в нужное место.
— Я живу на пятом этаже. Помню, что летел вниз и чувствовал какую-то странную радость. Даже, как мне кажется, кричал от счастья. А потом провал в памяти. Мне потом рассказали, что я всю ночь я пролежал на земле, а утром меня нашли соседи и вызвали скорую помощь. Переломы обеих ног, сочетанная травма груди и живота, сотрясение головного мозга. Шесть месяцев по больницам, пять операций, разорванные воспоминания и боль. Врачи поставили меня на ноги, и весной я снова вернулся на работу. Словно ничего и не было. Обычная история — пьяный мужик выпал из окна пятого этажа, но остался жив.
Максим снова замолчал. Мария Давидовна, поняв, что парень что-то не договаривает, спросила:
— Если я правильно понимаю, с тобой что-то случилось, когда ты лежал в больнице.
— Да. Там в больнице Он пришел в первый раз.
— Кто пришел?
— Бог.
Больничная реальность, которая стала сном. Или наркотический сон, ставший реальностью.
Среди рваных воспоминаний в больнице, когда жизнь и смерть идут рука об руку, Максим слышит голос и чувствует тепло руки, которая сжимает его ладонь. Тепло несет облегчение. Боль, которая гложет изнутри и снаружи, медленно уходит.
Максим говорит — спасибо.
И спрашивает — кто ты?
И слышит простой ответ — я Бог. И Максим сразу верит. Всем сердцем и открытым разумом. Не раздумывая, и не сомневаясь.
— Так и сказал. Я — Бог, — зачем-то уточнила Мария Давидовна.
— Да, — кивнул Максим, — я сразу поверил ему. Да и как не верить, когда он помогал мне пережить любую боль. Он держал меня за руку, когда меня оперировали. Он стирал пот с моего лба, когда высокая температура высасывала из меня жизнь. Он говорил со мной, когда я терял сознание. И просто Он был рядом, когда мне было плохо. И самое главное, — никто, кроме него, ко мне не приходил, будто на этой планете есть только я, Бог и медицинские работники, которые лечили меня.
Сделав паузу, Максим сказал:
— Врачи поставили меня на ноги, а Он вылечил меня и объяснил мне, зачем я живу.
— Ну, и зачем ты живешь? — спокойно спросила Мария Давидовна.
— Я живу для Бога.
— Ну, это понятно, — согласно кивнула она, — все мы живем с именем Бога на устах.
— Нет, вы не поняли, — помотал головой парень, — я здесь для того, чтобы сделать для Него кое-какую работу. Он выбрал меня. Он избавил меня от болезни, чтобы я выполнил работу.
— Работу? — вопросительно наклонив голову, переспросила Мария Давидовна.
— Да. Он сказал, что я должен убивать. Он сказал, что я должен взять нож и убивать. Он это сказал не сразу. Я помню эту ночь. Я уже находился в реабилитационном центре и уже мог немного ходить. Я сидел в темноте у окна и смотрел на дорогу, по которой ехали автомобили — сотни движущихся белых и красных огоньков. Он пришел и сел рядом со мной. Я чувствовал, как Он страдает. Я чувствовал Его боль.
— Ты его видел?
— Нет. Я его чувствовал, — помотал головой Максим, и продолжил, — и вот там у окна Он мне сказал, что только кровь может что-то изменить на этой планете. Кровь и страх. Он мне сказал — посмотри в глаза людям, они боятся даже слова Смерть. Страх парализует их волю. Цвет крови заставляет закрыть глаза в ужасе. Предчувствие неминуемой гибели страшнее прихода Смерти. И вот тогда ты придешь и принесешь жертву. Он сказал, что когда придет время, Он даст мне знать.