Доктор Ахтин. Возвращение - Страница 47

Может быть, два года назад я ненавидел их, потому что обвинял в том, что они убили женщину, которую я любил.

А, может, я просто придумал свою ненависть.

В любом случае, сейчас меня не интересуют ни молодой парень Константин Васильев, ни его сожительница, которой он отдал вирус половым путем. Ни их общий ребенок, который еще не родился, ни их общая компания, в которой используют один шприц на всех.

— Марина, вы что, не знаете, что вирус СПИДа по воздуху не передается? — неожиданно спрашиваю я.

— Знаю, — отвечает девушка и неудержимо краснеет, — я просто опасаюсь. А вдруг ученые и врачи ошибаются?

С серьезным выражением лица я показываю на дверь и говорю:

— Вы когда возвращались, брали рукой ручку двери, к которой только что прикасался Васильев. Наверное, надо еще руки помыть.

Марина вскакивает со стула и бежит к раковине.

Я задумчиво смотрю на свою левую руку. К ней прикасался парень. Я все еще чувствовал тепло его пальцев, сухую кожу ладоней. Парень живет своей жизнью и не хочет ничего менять. Его интеллект справился и со смертельной болезнью, и с желанием жить долгой счастливой жизнью, легко совместив эти несовместимые понятия.

Когда медсестра заканчивает мыть руки, я иду к раковине и смываю с рук эти ощущения, избавляя своё сознание от жизни Константина Васильева.

11

Мария Давидовна села на стул и, посмотрев на отрешенное лицо с закрытыми глазами, сказала:

— Максим, давайте вернемся к нашему разговору.

— Давайте.

— Вспомним двадцать шестое июля этого года.

Максим открыл глаза. И неожиданно широко улыбнулся. Хищно и безумно.

— Это было так замечательно. Страшно до дрожи в коленях. И в голове восторг. Я сидел на траве в лесопарке, темно и пустынно. Она быстро шла по тропе и еле слышно напевала. Я потом узнал, что она пела песню Светланы Сургановой.

Максим замер, словно услышал эту песню, и стал подпевать:

В небе полном звезд — имя твоё,
В мире полном любви — нет твоих глаз,
Мы куплены все за сверкающий грош
Фальшивых улыбок, бессмысленных фраз.

Он замолчал и, странно улыбнувшись, продолжил:

— Она шла и будто светилась. Мне так это понравилось, что я даже замер, и чуть было не пропустил её. Пришлось выскочить на тропу прямо перед ней, и, когда она замолчала, я ударил её по голове. Если бы вы знали, как это было прекрасно. Худенькое белое тело, лежащее покорно передо мной.

— Зачем вы разрезали живот и вытащили внутренние органы? — прервала его вопросом Мария Давидовна.

Максим недовольно посмотрев на неё, ответил:

— Так Он сказал. Выдави глаза. Вскрой живот и извлеки внутренние органы. Это нужно, чтобы люди почувствовали ужас. Чтобы каждый человек, который увидит это или узнает об этом, вздрогнул и не смог уснуть. Чтобы тьма накрыла этот мир, и человек проклял себя. Чтобы жизнь показалась им ужаснее, чем смерть.

— Это тебе сказал Бог?

— Да. Он стоял рядом и подсказывал, что и как делать. Я держал нож, а Он вел мою руку. Я выдавливал глаз, а Он был моим указательным пальцем. Я испытывал наслаждение, а Он говорил, что это моя награда за хорошую работу для Бога. Я плакал от счастья, и по Его щекам тоже текли слезы.

— Вы выдели, как по его лицу текли слезы?

— Нет. Я чувствовал это.

— Дальше. Тридцатого июля. Почему вы выбрали именно эту окраину города?

Максим нахмурился, зависнув на мгновение, и затем сказал:

— Не знаю. Я просто сел на автобус и поехал. Вышел на конечной остановке и пошел к лесу. Потом появилась она. Босиком по тропе, она словно летела, ничего не замечая вокруг. Мне кажется, Он готовил мне жертву. Он привел её туда и создал всё условия для меня. Тишина, темнота и наслаждение. И она тоже не сопротивлялась. Так спокойно приняла смерть, словно ждала её.

— В отличие от других?

— Да. Третья жертва испугалась. От неё неприятно пахло. Толстая и потная. Я даже не сразу захотел её. А потом, когда я стал разрезать живот, то с трудом добрался до брюшной полости. Передняя брюшная стенка — сплошной жир. Когда я закончил, то меня чуть не вывернуло. И тогда Бог мне сказал, что настоящее наслаждение надо заслужить. Я спросил — как?

Максим снова замолчал, и Мария Давидовна подтолкнула его, повторив его вопрос:

— Ну, и как его заслужить?

— Он сказал, что хватит прятаться в безлюдных местах. Пора выходить в центр. Там на центральных улицах я смогу заслужить истинное наслаждение. Он сказал, иди и убей так, чтобы вокруг были люди. И я согласился с ним. Опасность так заводит. Так возбуждает. Мы стояли в темной арке и ждали. Она быстро прошла мимо, чуть не задев меня плечом, и от неё шла волна злости. Я даже немного испугался, но Он подтолкнул меня, и я вышел вперед. Сначала убил парня, который, как мне кажется, умер от страха еще до того, как я ударил его ножом. А потом повернулся к ней. А она ударила меня по лицу. Сильно ударила. Хорошо, что на мне была маска.

В голосе Максима появилась обида, словно неожиданно его любимая игрушка развалилась в руках.

— Я ударил её ножом и убежал. Я пожаловался Богу, я показывал Ему шишку на голове от удара, и Он сказал мне, что настоящее наслаждение может дать только Боль. Настоящая Боль, когда разрывается сознание. Не этот пустяк, а Боль, когда ты уже не можешь кричать. Когда в глазах всё становится красного цвета. Когда невозможно произнести слово, и слово это — Боль.

Максим напряг мышцы рук, пытаясь освободить руки. Наручники впились в кожу. Лицо покраснело.