Доктор Ахтин. Возвращение - Страница 52

Дочь проклянет мать, сначала в своих мыслях, а потом и в делах. Она перестанет её кормить. Сначала на ночь, а потом и днем станет вставлять в рот беспомощной женщины кляп, чтобы не слышать звуки, издаваемые матерью. Она будет бить её, когда поймет, что ничего не получается.

И однажды она нанесёт последний удар. В тот раз в руке будет не мокрое полотенце, а литровая банка с медом. И удар придется по голове. Максимилиана умрет мгновенно, а дочь, жизнь для которой стала казаться мучительной и абсолютно бесцельной, обретет покой. Погрузившись в свое сознание, она перестанет замечать то, что её тело находится в закрытом лечебном заведении.

Я мешаю две стопки рисунков и разбрасываю их по столу. Я словно гадаю на картах. Карандашные рисунки ложатся так, что сразу становится ясно — пока не видны яркие точки далеких фонарей.

Пока только холод и тьма.

И куда идти — не понятно.

Я смотрю на рисунки, разбросанные по столу, и думаю.

Любовь — это жизнь и смерть. И они так тесно связаны, что иногда не совсем понятно, что лучше — жить или умереть. Это состояние, когда часть твоего сознания так хочет умереть, что ты делаешь всё, чтобы смерть нашла тебя, а другая часть — нестерпимо хочет жить, и ты цепляешься изо всех сил за край обрыва. И только найдя себя где-то посередине, на стыке жизни и смерти, ты становишься самим собой и перестаешь любить, ненавидеть и бояться.

Именно тогда и только тогда возможно возвращение.

16

Мария Давидовна сидела и смотрела на монитор. Она только что набрала текст заключения по подследственному Максиму Лобанову. Ей осталось только нажать на кнопку печати, и всё для неё закончится. Дальше останется только ждать и надеяться, что Вилентьев окажется прав. Бесплатный адвокат под давлением общественности не посмеет заострять внимание суда на вменяемости убийцы, а судья, исполненный праведного гнева, удовлетворится психиатрическим заключением всего одного специалиста и вынесет обвинительный вердикт.

Да, она перешагнула через себя, потому что ясно осознавала, что у парня психическое заболевание. Но в данном случае, даже болезнь человека не является оправданием для его поступков. Может, он и не осознавал, скорее всего, так и было, но разве родителям и родственникам жертв есть дело до душевного состояния убийцы. Признавая Максима Лобанова невменяемым в силу заболевания, она тем самым признавала, что любой убийца может уйти от наказания, спрятавшись за забором своего безумия. Мария Давидовна этого не хотела, — не в этом случае, по крайней мере, — и поэтому кликнула мышью по кнопке печати. Раздался шум принтера и листы бумаги полезли через прорезь печатающего устройства.

Мария Давидовна задумчиво смотрела на монитор, по которому плавали разноцветные рыбки, и не видела этого.

Преступник задержан, подробные показания зафиксированы на бумаге, заключение о вменяемости убийцы торчит из принтера. Всё — дело закончено. Осталось передать его в суд, и проследить, чтобы Киноцефал навсегда исчез в каменном мешке одиночной камеры.

Так и случится. Она нисколько в этом не сомневалась. Но всё это уже ушло в прошлое.

Мария Давидовна тоскливо подумала о докторе Ахтине, который всё это время где-то прятался и ни разу не сделал, ни одной попытки найти её. Наверняка, она для него — пустое место, случайный человек, мимо которого можно пройти, не обратив внимания. И тогда Ахтин просто использовал её, пытаясь узнать, как движется следствие. И сейчас — он даже не посмотрел на неё. Она не замечала, как слезы стекают по щекам и падают вниз. Она просто оплакивала свою любовь, для которой в жизни не было места. Так же, как теперь не было никакого смысла в жизни вообще. Он появился и снова исчез, и она боялась, что теперь уже навсегда. Она для него ничего не значит, и с этой мыслью придется смириться.

Впрочем, у неё всегда есть выбор.

Мария Давидовна встала со стула, вставила своё заключение в файл и сложила в сумку. Она обещала майору, что привезет сегодня заключение, а она привыкла выполнять обещанное. Выключив компьютер, она подхватила сумку за ручки, нажала на клавишу выключения света, и вышла из кабинета. Со странным ощущением, что она уходит из этого кабинета навсегда.

Через полчаса Мария Давидовна, постучав, вошла в кабинет Вилентьева. Майор, прижав к уху телефонную трубку, махнул рукой — дескать, проходите и садитесь. Она кивнула и устроилась на стуле. Достав из сумки файл, положила его на стол перед Вилентьевым.

Майор, закончив говорить по телефону, встал со стула и, подойдя к окну, задумчиво произнес:

— Нутром чувствую, что Парашистай где-то здесь, в городе. Затаился там, где его никто не ищет. Я только не пойму, почему он появился именно тогда, когда вы пошли в ночь, а Киноцефал вышел на свой промысел? Какая здесь связь? Неужели он никак не связан и никак не влиял на Киноцефала? Не могу в это поверить.

Он посмотрел на женщину, и Мария Давидовна, разжав сцепленные пальцы рук, сказала, прямо и открыто глядя в глаза Вилентьеву:

— Я не знаю ответы на ваши вопросы.

Майор хмыкнул. И кивнул. Ничего, — придет время, и он найдет ответы на свои вопросы. Вернувшись к столу, он быстро просмотрел принесенный женщиной документ и спрятал его в сейф.

— Спасибо, Мария Давидовна, мне было приятно работать с вами, — сказал со слащавой улыбкой, и она услышала между слов — если я найду между вами связь, я обязательно напомню вам о себе.

Доктор Гринберг попрощалась и вышла. Она шла по коридорам следственного управления и думала о том, что доктор Ахтин пришел именно тогда, когда понадобилась его помощь. Ни кому-нибудь, а именно ей. Он всё это время был где-то рядом и появился в нужный момент. Как же она раньше об этом не подумала. Он появился и спас её. Это ли не лучшее доказательство того, что она что-то значит для него.