Доктор Ахтин. Возвращение - Страница 28

Семен хочет вернуться к Лиде, чтобы снова пить самогон, но она говорит, что теперь только на девятый день она сделает стол. Лида уходит одна, и, глядя ей вслед, Семен недовольно бормочет о том, что из-за этой бабы он не может нормально помянуть друга.

Я никак не реагирую на его слова. Я просто ухожу. Мне надо собраться и сегодня же уйти из деревни. Не знаю, что меня ждет впереди, но здесь мне больше делать нечего. Этот год, который я провел в относительно спокойствии, позволил мне выиграть время. Возможно, мне нельзя возвращаться, потому что меня ждут. Возможно, я быстро попаду в руки правосудия, и мне не удастся легко убежать.

Возможно всё.

Но я почему-то уверен, что у меня получится.

Это не для меня — прятаться и бояться. Сколько не зарывайся в нору, рано или поздно меня найдут. Лучше я выйду из тени на свет.

Я иду в деревню.

Монотонным речитативом я шепчу своё имя.

Пусть на короткое мгновение, но я становлюсь самим собой.

Каждый из нас однажды должен вернуться на тот путь, который выведет его к свету.

И даже если нет рядом той, что возьмет тебя за руку, это вовсе не повод бояться и неподвижно созерцать мрак.

Я понимаю, что спокойная неторопливая жизнь в деревне закончилась.

Я возвращаюсь домой.

25

Женщина с округлыми формами, обтянутыми джинами и футболкой, закрыла остановочный ларек и сложила ключ в сумочку. По трассе на большой скорости проносились редкие автомобили. Сплюнув, она достала сигарету и закурила. Огонек зажигалки осветил одутловатое лицо с короткими волосами, пористой кожей и вечно недовольным выражением глаз. Еще один гребаный день позади. Завтра выходной день, и только это еще оставляет какое-то приятное чувство в сознании. Плюнув еще раз в сторону ненавистного ларька, где работала, она пошла домой.

Полночь. Хаотично расставленные пятиэтажные хрущевки с редкими прямоугольниками горящих светом окон, небольшие темные дворы между ними, заставленные впритык автомобилями, заваленные мусором контейнеры, заросшие акацией и диким шиповником — это путь домой. Такая привычная дорога и такая же ненавистная, как и работа.

Елена Северницкая шагала домой, не глядя по сторонам — на что смотреть-то, вокруг одно и то же, гребаная родина — и не замечая большой круглой луны над головой. Она прокручивала в голове события сегодняшнего дня, бормоча под нос «хреновая дорога — хреновая работа».

Началось всё с раннего утра. Какой-то пьяница забрел в ларек и потребовал пиво. «Хайнекен, две бутылки давай, мать-перемать». Здесь на краю города этой марки хмельного напитка отродясь не было — нахрена местным алкоголикам такое дорогой сорт пива. Она предложила пьянчуге другое пиво. «Рифей или Охота устоит?» Тот вдруг страшно разозлился и со всей дури ударил лбом по оргстеклу, закрывающему её от покупателей. Оргстекло, конечно, не пострадало, а вот пьяница разбил лоб, оставив красные пятна на стекле. Через две минуты после вызова подъехала патрульная машина и увезла алкоголика, а ей пришлось оттирать кровь со стекла.

Затем через час парень купил батончик Сникерс и, при попытке откусить тут же у кассы, сломал зуб. Она же не виновата, что эта партия шоколадных батончиков лежит в ларке три месяца — зачем привозить свежий товар, если этот еще не продан. Парень долго и нудно возмущался, требовал деньги обратно, но она ему сначала сказала всё, что думает про него и про его маму, а потом послала далеко, показав птичку из среднего пальца. Не сразу, но парень понял. Правда, настроение после этого события испортилось совсем. Поэтому когда через два часа в ларек зашла какая-то хорошо одетая лахудра и захотела купить дорогие сигареты — «Муратти, пожалуйста» — Лена, с удовольствием глядя в красивые глаза, сказала — «Щас, только пониже нагнусь и ноги раздвину». Затем, заметив недоумение в её глазах, добавила с ухмылкой — «Может, Беломора пачку». Это событие ненадолго подняло настроение. Она со смехом смотрела, как лахудра с возмущенным лицом садится в дорогую иномарку, и подумала, как было бы классно, если бы эта тачка сейчас со всего маху врезалась бы в столб. Чтобы много шума и окровавленные трупы в разбитой машине. Вот бы она посмеялась.

Весь оставшийся рабочий день прошел тупо и бессмысленно. Редкие покупатели, стоящая на месте минутная стрелка на часах. Она смотрела в сканворд и никак не могла придумать слова. Ни по горизонтали, ни по вертикали.

Уже когда стемнело, зашел молодой невысокий мужчина, и задумчиво посмотрев на неё, попросил шоколадку. Она заметила в его глазах что-то странное и необычное, и это что-то неожиданно взволновало её. Суетливо вытащив шоколад из коробки, она протянула товар покупателю, взяла сторублевку и сдала сдачу. Мужчина посмотрел на шоколадку, и, протянув её обратно в окошечко, сказал — «Это мой подарок вам, возьмите, пожалуйста». Оторопев от неожиданности, она механически взяла плитку шоколада. Мужчина с тем же задумчивым лицом повернулся и вышел из ларька. Когда она пришла в себя и выскочила из ларька, никого уже не было. Странный и необычный мужчина исчез. Топнув со злости ногой — в первую очередь на себя, как она могла так бездарно и глупо повести себя с таким необычным и интересным покупателем — она вернулась в ларек, открыла шоколадку, шурша фольгой, и впилась зубами в плитку. Передний зуб — второй слева — раскололся пополам. Она взвыла, сначала от боли, а потом от обиды. Она ведь знала, что этот шоколад старше Сникерса. Дура, набитая опилками дура!

Она бросила окурок, проследив глазами, как тот, прочертив огонек в темноте, падает в траву. А когда снова вернулась взглядом вперед, увидела прямо перед собой темную фигуру, слегка освещенную далеким светом одинокого фонаря.