Доктор Ахтин. Возвращение - Страница 49

Максим засмеялся. Неожиданно и жизнерадостно. Откинувшись назад, запрокинув голову. И затем, резко переместив туловище вперед, с размаху и с глухим звуком ударился лбом о стол. Мария Давидовна от неожиданности вскочила со стула и отпрыгнула от стола.

Максим поднял голову. Струйки крови из рассеченного лба. Серьезный взгляд. Спокойные слова.

— Глядя в зеркало, скажи громко и по буквам слово Смерть, и увидишь, как побелеют волосы на твоей голове. Потому что увидишь вездесущую Смерть в отражении за своей спиной. Закрой глаза от ужаса и ощути ледяное дыхание на своей коже, чтобы сознание мгновенно замерзло и покорно приняло свою участь. Почувствуй на коже ледяные пальцы Смерти, и даже не пытайся сопротивляться, потому что Её приход неизбежен.

Мария Давидовна так и стояла у стены, пока медсестра обрабатывала рану и затем Максима увели в камеру. Иван Викторович подошел к ней и сказал:

— Всё, Мария Давидовна, всё закончилось. Пойдемте, перекусим, попьем кофе, поговорим.

Она позволила взять себя под руку и увести из допросной комнаты. Идя по коридорам, доктор Гринберг сосредоточено смотрела себе под ноги и молчала. Майор что-то говорил, но она только по его интонациям понимала, что следователь очень доволен. Прошло меньше месяца от первого убийства, а они уже имеют практически всё, что нужно, чтобы закрыть преступника.

В кафе они сели за дальний столик, и первый глоток кофе был для Марии Давидовны, как живая вода. Она вздохнула. Выдохнула в круг. Затем в квадрат и треугольник. И пришла в себя.

— Ну, доктор, что скажете?

Майор назвал её доктором, значит, он хочет знать её мнение, как профессионала.

— Ну, что же, Иван Викторович. Сначала я скажу, как доктор, а потом, как обычный человек.

— Хорошо.

— И как доктор, я могу сказать одно — парень давно психически болен. В детстве и юношестве стертые проявления аутизма, совершенно незаметные для окружающих, которые усугубились инфекционным заболеванием и психо-эмоциональной травмой — служба в армии и смерть матери. Затем физическая травма — мне бы хотелось уточнить выраженность черепно-мозговой травмы после падения с пятого этажа, чтобы быть более точной — которая привела к дебюту заболевания. Вербальный галлюциноз в виде слуховых и визуальных галлюцинаций, который радикально изменил поведение Максима, превратив его из тихого санитара морга в убийцу-маньяка. Расстройство самоощущения и окружающего мироощущения, которое привело к первичному бредообразованию — он сам себе объяснил галлюцинации, создал из них свой мир, в котором нашлось место ему и его бреду. И он сделал это логично и последовательно. У Максима даже не возникло сомнения в том, что он может быть в чем-то неправ. В этом созданном мире у него есть Бог, которого он любит и для которого готов страдать. С его именем он приносил жертвы. И, может быть, впервые в жизни был счастлив, потому что Бог был рядом, и Он гордился им. Галлюцинаторные эпизоды толкали его к действию даже тогда, когда разумный убийца не выйдет убивать. Зная, что он обнаружен и что его ищут, здоровый человек затаился бы надолго, а Максим взял нож и вышел из своего убежища.

— Почему же никто раньше не замечал, что он психически больной? — спросил майор, и Мария Давидовна ясно услышала в его голосе раздражение.

— Потому что таких много среди нас, — улыбнулась она, — тихий спокойный молодой человек с некоторыми странностями характера, но ведь он никому не мешает. Да, живет один, у него не ладится с девушками, но ведь это только вызывает улыбку — ну, робкий мальчик, ничего, и для него рано или поздно найдется та, которая разбудит его. В конце концов, так происходит всегда. Молчаливый и неразговорчивый парень, да ведь это даже лучше, не раздражает окружающих своими разговорами и глупыми репликами. Порой сидит и тупо смотрит в одну точку, ну и ничего страшного, главное, он исправно и точно выполняет порученную ему работу. Иногда «крышу срывает» — так ведь все мы живем в большом городе с бешеным ритмом с постоянными стрессами, парню просто надо отдохнуть. Оглянитесь, Иван Викторович, таких людей вокруг нас сотни, если не тысячи. Они живут, отгородившись от всего мира за забором своего сознания, и ходят по тем же улицам, что и мы. Выйдя из подъезда, мы здороваемся с соседом, и идем дальше, даже не задумываясь о том, как и чем живет этот малознакомый нам человек. В гостях мы гладим мальчика по голове, даже не понимая, что этот ребенок нас не замечает. Мир мегаполиса полон людей, балансирующих на краю своего сознания. И очень часто эти люди падают в бездну. И мы этого не замечаем, до определенного момента, но, как правило, тогда уже бывает поздно.

Мария Давидовна замолчала, закончив монолог усталым голосом.

— Ладно. Хорошо. А теперь скажите своё мнение, не как доктор, а как обычный человек, — вздохнул Иван Викторович.

Она кивнула и спокойно сказала:

— А как обычный человек, я считаю, что таких ублюдков, вне зависимости от причины их маниакального поведения, надо навсегда изолировать от человеческого общества. Только одиночная камера или, — Мария Давидовна замерла на мгновение и затем продолжила, — или высшая мера наказания. Пока я знаю, что этот Максим жив, пусть даже его навечно изолируют в тюремной психбольнице или одиночной камере для пожизненно заключенных, я не смогу спокойно продолжать жить. Я имею в виду, что я не смогу жить с такой несправедливостью — невинные жертвы маньяка мертвы, а он дышит одним воздухом со мной. Воздухом этой планеты.

Она замолчала. И сделала второй глоток из чашки с остывшим кофе.